«Страшно, если этот всплеск неразумности отразится на судьбах честных людей»
«Лебединое озеро», танки, дрожащие руки членов ГКЧП и все остальное, чем запомнился август 1991 года
«Коммерсантъ» от 19.08.2021, 19:26
“Ъ” продолжает реконструировать события 1991 года — года, когда не стало СССР. Из-за августа, собственно, и возникла необходимость вспомнить, а что же еще кроме него было в 1991 году. Весь он, казалось бы, свелся к одному месяцу, а месяц — к трем дням. «Где вы были в ночь с 19-го на 21-го?» — станут в шутку спрашивать друг у друга москвичи после поражения ГКЧП. Василий Розанов после февральской революции напишет: «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Даже «Новое время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она сразу рассыпалась вся, до подробностей, до частностей». Нечто похожее произошло и в эти три дня в августе 1991 года: Советский Союз слинял в три дня. Формально он просуществует еще четыре месяца, но coup de grace был нанесен именно в августе, причем нанесли его как раз те, кто, как им казалось, старался предотвратить крах.
«С нами заигрывают демократы и даже коммунисты»
Утром 31 июля 1991 года москвичи еще не знали об убийстве семерых литовских таможенников на белорусской границе неизвестными в военной форме без знаков различия. Была обычная летняя московская среда, горожане спешили по делам — и с удивлением обнаруживали, что им не надо платить за вход в метро: в рекламных целях эти расходы взяло на себя коммерческое предприятие, занимавшееся поставкой и продажей оргтехники,— кооператив МММ, созданный Сергеем Мавроди. Стоимость одной поездки еще в апреле выросла втрое: с традиционных 5 коп. до 15 коп.— для прохода через турникет можно было использовать 15-копеечную монету или три пятачка. В каком объеме МММ возместил метрополитену день бесплатного проезда, ни в кооперативе, ни в метро не уточняли.
Советские граждане еще только осваивались в мире рекламы, ход МММ не был чем-то из ряда вон выходящим, зато он, что называется, отражал момент. Да, экономические показатели заставляли бледнеть политиков, чиновников и банкиров: «Страна ускоренными темпами втягивается в глубокий финансовый кризис и развал денежного обращения»,— пишет 16 августа зампред союзного кабинета министров Владимир Щербаков.
Но кроме кризиса было еще и ощущение начала какой-то совсем новой, еще незнакомой жизни — и, наконец, было просто лето.
Все наводило скорее на мысли об усиливающемся ветре перемен, чем об отсчете дней и часов до попытки переворота. 1 августа в Москве закрылся симпозиум представителей сексуальных меньшинств из СССР и США, о котором “Ъ” рассказал в заметке, по нынешним временам не вполне политкорректной. В программе были кинопоказ, митинг с раздачей презервативов, поездка в Ленинград и даже визит в исправительно-трудовую колонию, под конец — фуршет на 200 человек в Центральном доме работников искусств (12 тыс. руб.) и танцы. Один из лидеров советского ЛГБТ-сообщества, Роман Калинин, заявил, что оно (сообщество) вышло из подполья и больше никогда туда не вернется, а в ближайшее время в стране появится много политиков, не скрывающих своей сексуальной ориентации: «Ведь уже сейчас с нами заигрывают демократы и даже коммунисты».
Есть такие партии
Борис Ельцин и вице-президент России Александр Руцкой (второй справа) на митинге у Белого дома в поддержку передачи государственной власти в августе 1991 года
Фото: Александр Потапов, Коммерсантъ
Консерваторы пытаются спасти положение: Алексей Ильин, секретарь ЦК Компартии РСФСР, накануне конференции пытается уговорить Руцкого не объявлять о создании партии, но тот отвечает, что отступать поздно.
Партия создается в рамках КПСС — оговаривается, что так будет до следующего, XXIX съезда КПСС (ему в классическом формате уже не суждено состояться). Цель новой партии — вывести как можно больше активных российских коммунистов, не отвергающих реформы, из-под контроля КПСС.
Секретарь ЦК КП РСФСР Иван Антонович эту двусмысленность осознает: он приветствует решение собравшихся, но в то же время грозит им коллективным исключением из КПСС.
На консервативном фланге начинается строительство народно-патриотического движения, архитекторами которого намерены быть Геннадий Зюганов, сопредседатель депутатской группы «Союз» Юрий Блохин, писатель Александр Проханов (уже выходит его газета «День», которая будет запрещена в 1993-м), обозреватель «Советской России» Эдуард Володин и два генерала — экс-кандидат в вице-президенты России заместитель главнокомандующего сухопутными войсками генерал-полковник Борис Громов и его шеф командующий сухопутными войсками, замминистра обороны генерал армии Валентин Варенников. Все они подписали опубликованное в конце июля в «Советской России» «Слово к народу», в котором требовали от сограждан сплотиться ради поддержки государства — не в лице Горбачева, а как такового: «Почему лукавые и велеречивые властители, умные и хитрые отступники, жадные и богатые стяжатели, издеваясь над нами, глумясь над нашими верованиями, пользуясь нашей наивностью, захватили власть, растаскивают богатства, отнимают у народа дома, заводы и земли, режут на части страну, ссорят нас и морочат, отлучают от прошлого, отстраняют от будущего — обрекают на жалкое прозябание в рабстве и подчинении у всесильных соседей?.. Братья, поздно мы просыпаемся, поздно замечаем беду, когда дом наш уже горит с четырех углов, когда тушить его приходится не водой, а своими слезами и кровью».
Александр Проханов клеймит КПСС как «эфемерную» и «затромбированную» и аккуратно выражает надежду на поддержку движения со стороны министра обороны маршала Дмитрия Язова.
Министр обороны СССР Дмитрий Язов
Фото: РИА Новости
КПСС тем временем демонстрирует намерение избавиться от одного из главных идеологов горбачевских реформ Александра Яковлева: 15 августа бюро президиума Центральной контрольной комиссии КПСС заявляет, что его взгляды и действия несовместимы с членством в партии. Яковлев еще в 1990 году объявил о выходе из состава Политбюро и сложении полномочий секретаря ЦК, 29 июля из-за разногласий с Горбачевым в части политического дизайна предполагаемого обновленного Союза он подал в отставку с поста старшего советника президента, а до этого выступил соучредителем Движения демократических реформ. Решение об исключении Яковлева бюро ЦКК оставляет за партийным руководством, но тот сам 16 августа пишет заявление: он считает аморальным оставаться членом КПСС, в которой сложилось «сталинистское ядро».
К последней станции сойдут
На 20 августа намечено ключевое политическое событие, итог долгой борьбы Горбачева с его консервативными однопартийцами, с одной стороны, и лидерами республик, пока еще остающихся в составе Союза,— с другой, — подписание Договора о Союзе Суверенных Государств. 15 августа текст Договора публикует «Правда».
Для массы людей, обеспечивающих работу советской государственной, партийной и силовой машины, Договор означает крушение мира. Ст. 23 устраняет СССР в его прежнем виде: для государств, подписывающих документ, утрачивает силу Договор об образовании СССР 1922 года. С республиками, договор не подписавшими, отношения будут строиться на основе законов нового Союза, взаимных обязательств и соглашений, то есть как с иностранными державами. Высшие органы власти СССР продолжат исполнять свои полномочия ровно до того момента, когда будут сформированы органы власти Союза Советских Суверенных Государств — по договору и новой, будущей Конституции. Высшие органы нового Союза — двухпалатный Верховный совет, кабинет министров (при участии глав правительств республик с правом совещательного голоса), Конституционный суд, высшие федеральные суды, прокуратура — и президент с вице-президентом. Президент СССР обладает «высшей исполнительно-распорядительной властью, избирается на пять лет прямым голосованием не более чем на два срока подряд).
Если бы все удалось, у Михаила Горбачева был бы шанс выиграть выборы и сохранить за собой высшую «исполнительно-распорядительную власть» на значительной части советской территории на ближайшее десятилетие — до начала 2000-х.
Распоряжаться ему пришлось бы существенно меньшими ресурсами: в Договоре делался акцент на суверенитет и самостоятельность участников нового Союза. Они обязывались не применять силу друг против друга, использование союзных вооруженных сил внутри страны запрещалось. В исключительном ведении Союза оставались защита суверенитета и территориальной целостности, оборона, разработка и производство вооружения, обеспечение госбезопасности, борьба с преступностью и координация деятельности правоохранительных органов, охрана границ, внешняя политика, внешнеэкономическая деятельность, утверждение и исполнение союзного бюджета, хранение золотого запаса, алмазного и валютного фондов, руководство космическими исследованиями, воздушным движением, связью, геодезией, картографией и метеорологией, атомной энергетикой. При этом ст. 6 Договора тут же выводила часть этого функционала в сферу совместного ведения.
Первый президент СССР Михаил Горбачев и президент РСФСР Борис Ельцин в Белом доме в 1991 году
Фото: Феклистов Юрий / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Экономическая база нового Союза выглядела несколько туманно: согласно ст. 8, перечень объектов союзной собственности определят республики, и использоваться она будет строго в их интересах, в том числе в интересах ускоренного развития отстающих регионов. В той же статье закреплялось право республик на доли в золотом запасе, алмазном и валютном фондах. Ст. 9 устанавливала, что союзные налоги и сборы определяются по согласованию с республиками, контроль за расходами союзного бюджета осуществляют участники договора, а объем и назначение общесоюзных программ регулируются соглашениями Союза и республик.
При всех недостатках Договор выглядел как основа не лишенного шансов проекта, построенного на федеративных принципах с элементами конфедерации.
Но он не подразумевал спасения государства в его прежних формате и границах. Урон, который переучреждение государства несло консервативной части советского истеблишмента, функционерам партии, кабинета, советов и силовых структур, был очевиден — как и дата, после которой этот урон станет необратимым. По сути, им предлагалось сойти с поезда. Те из них, кто был в курсе новоогаревских обсуждений и располагал административными и силовыми ресурсами, постепенно превратились в ружье на сцене, которое не могло не выстрелить. Без общественной поддержки это мог быть выстрел в воздух — а то и себе в ногу. Но консерваторы полагали, что как минимум часть граждан приветствовала бы «наведение порядка в стране», и видели подтверждение лояльности в итогах референдума 17 марта. Впрочем, на итоги 17 марта ссылались и авторы Договора.
«Если не возникнет кризисной ситуации»
Извне СССР было непросто разобраться в том, кто готов подписать новый договор, кто — нет, и сохранится ли Союз как единое политическое образование на карте мира. При этом от отношений с республиками, которые в новом Союзе участвовать не собирались, зависели отношения союзного правительства с Западом — а без его финансового участия задуманное переучреждение государства было бы едва ли осуществимо.
Расстрел таможенников на литовском посту уже омрачил московскую встречу Михаила Горбачева с Джорджем Бушем. Во время итоговой пресс-конференции американский лидер практически потребовал от советского «заняться переговорами с Литвой», а следующий саммит обещал провести, «если не возникнет кризисной ситуации, если наши корабли не разойдутся».
Союзные силовики не слишком спешили расследовать убийство таможенников: Михаил Горбачев дал понять, что Москва контролирует следствие, но выяснилось, что ни председатель КГБ Владимир Крючков, ни министр внутренних дел Борис Пуго не вступали по этому поводу в контакт со своими литовскими коллегами и в общем саботировали расследование.
Виктор Лошак о том, как 30 лет назад свободные люди не испугались спецслужб и победили
А республики продолжали принимать решения, направленные на укрепление независимости. Литва с 5 августа ввела в обращение литовский талон — фактически временную валюту, ходившую параллельно с советским рублем: за изображения литовской фауны купюры достоинством от 1 до 100 немедленно прозвали «зверушками». Один из эстонских банков 7 августа запустил сеть пунктов обмена валюты, в которой не действовали советские ограничения.
Добровольная мобилизация
Вполне кризисная ситуация сохранялась между Арменией и Азербайджаном: первая, напомним, не собиралась подписывать союзный договор и готовилась к президентским выборам, намеченным на октябрь, а второй собирался в обновленный Союз, поэтому получал поддержку советской армии и внутренних войск. Эти войска вместе с азербайджанским ОМОНом весной и летом 1991 года проводили депортацию этнических армян из их сел, расположенных на территории Азербайджана по периферии и отчасти внутри Нагорного Карабаха. 27 июля Государственный комитет обороны Армении объявил «добровольную мобилизацию мужчин 18–50 лет». С конца июля армянские формирования усилили свои атаки на азербайджанские отряды и обстрелы сел, в которые Баку селил беженцев из Армении. 31 июля в результате подрыва в Дагестане поезда Москва—Баку погибли 15 и были ранены 20 человек. В тот же день армянский лидер Левон Тер-Петросян, приглашенный Джорджем Бушем на обед в Москве в честь президента СССР, просил маршала Язова об отводе советских войск из Карабаха, но министр обороны ответил, что это станет возможно только после ухода оттуда боевиков.
Чем запомнился июль 1991 года
«В целях преодоления хаоса»
«Если вы решили начать новую жизнь с понедельника, сделайте это 19 августа: лучшего дня для любых новых начинаний не найти,— говорилось в прогнозе, который еженедельник “Ъ” опубликовал накануне переворота.— В понедельник особый успех сулит разработка нормативных и законодательных актов, оформление документов, различные юридические операции (кроме судебных разбирательств). И вместе с тем остерегайтесь в этот день рисковать».
Восемь мужчин, объявивших себя Государственным комитетом по чрезвычайному положению, решили, что понедельник, 19 августа, подойдет в качестве даты начала новой жизни не только им, но и всей стране.
В ГКЧП вошли члены ЦК КПСС: вице-президент СССР Геннадий Янаев, первый зампред Совета обороны Олег Бакланов, председатель КГБ Владимир Крючков, премьер Валентин Павлов, министр внутренних дел Борис Пуго, председатель Крестьянского союза Василий Стародубцев, президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи Александр Тизяков и министр обороны СССР Дмитрий Язов. Среди политических деятелей, имевших прямое отношение к действиям Комитета, но в его состав не входивших, как правило, называют командующего сухопутными войсками генерала армии Валентина Варенникова, председателя Верховного совета Анатолия Лукьянова, члена Политбюро, секретаря ЦК Олега Шенина и некоторых других, но официально ГКЧП предпочел делить ответственность на восьмерых: вице-президента, премьера, ключевых силовиков и, сообразно классовой логике, представителей пролетариата и крестьянства.
С шести часов утра сообщение о создании ГКЧП читали по радио и телевидению, обычное вещание в соответствии с программой прекратилось. ГКЧП сообщал, что Михаил Горбачев по состоянию здоровья не может исполнять обязанности главы государства, поэтому в соответствии со ст. 127 ч. 7 Конституции СССР его полномочия переходят к вице-президенту. «В целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего государства; исходя из результатов всенародного референдума о сохранении СССР, руководствуясь жизненно важными интересами народов нашей Родины, всех советских людей», ГКЧП с четырех утра 19 августа вводил чрезвычайное положение «в отдельных местностях СССР» сроком на полгода и объявил свои решения обязательными для неукоснительного исполнения на всей территории страны. Введение ЧП обосновывалось ст. 127 ч. 3 советской Конституции и законом СССР о правовом режиме ЧП, а также пожеланиями общественности: «Идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечения законности и порядка». Митинги, забастовки и демонстрации запрещались, приостанавливалась деятельность партий, общественных организаций и массовых движений, «препятствующих нормализации», приостанавливалась работа части СМИ, «при необходимости» вводился комендантский час.
Слухи о возможном перевороте ходили в СССР уже несколько месяцев, но он оказался полной неожиданностью. Утро 19 августа 1991 года в миллионах домов и квартир началось одинаково — со звонка телефона: «Ты телевизор смотришь? Включай скорей, в стране переворот». С переворотом в головах миллионов людей навсегда связалась телевизионная запись балета «Лебединое озеро».
Как журналистка в мамином платье не испугалась прямо обвинить путчистов в совершении переворота
В публичный оборот такое обозначение случившегося ввела 24-летняя журналистка «Московских новостей» Татьяна Малкина, спросившая у членов ГКЧП на их пресс-конференции в 17:00: «Скажите, пожалуйста, понимаете ли вы, что сегодня ночью вы совершили государственный переворот? И какое сравнение вам кажется более корректным — с 1917 или с 1964 годом?» Отвечал Геннадий Янаев — камера запечатлела его дрожащие руки. Прямого ответа на поставленный вопрос, разумеется, не последовало, он стал говорить о том, что Михаилу Горбачеву ничто не угрожает, он вернется к работе, и даже курс на преобразования, начатый в 1985 году, будет продолжен.
Телезрители заметили неуверенность пожилых мужчин в сером, многие теперь определили их для себя как путчистов. А путчистами в советской традиции хороших людей не называли.
«Черт с вами, делайте, что хотите»
Еще 28 марта на совещании у Михаила Горбачева обсуждалась возможность введения режима ЧП, и даже была создана комиссия, в состав которой вошли все будущие члены ГКЧП, за исключением Тизякова и Стародубцева. Напомним, после этого в Москву уже вводились войска — убрать их с улиц потребовал III Съезд народных депутатов России, открывшийся и сразу отказавшийся работать в таких условиях. 3 августа на заседании кабинета Михаил Горбачев назвал ситуацию в стране чрезвычайной и не исключил введения ЧП. А 4 августа он уехал в свою крымскую резиденцию.
Советский лидер был как минимум осведомлен о возможном перевороте. По ряду свидетельств, в конце июня 1991 года госсекретарь США Джеймс Бейкер передал советскому министру иностранных дел Александру Бессмертных сведения о возможном заговоре с целью отстранения Горбачева, и те же данные сообщил советскому лидеру посол США в Москве Джек Мэтлок.
5 августа глава КГБ Владимир Крючков договорился с министром обороны Язовым изучить возможность введения ЧП, на следующий день Крючков дал соответствующее поручение группе экспертов. 8 августа эксперты ответили, что введение ЧП нецелесообразно, но Крючков настаивает: после подписания договора вводить его будет уже поздно. К 16 августа на столе у председателя КГБ лежат материалы, легшие в основу постановления ГКЧП №1, пишет российский биограф Ельцина Борис Минаев.
Председатель КГБ Владимир Крючков
Фото: РИА Новости
Утром 18 августа Дмитрий Язов проводит совещание в Минобороны и отдает приказ готовить к вводу в столицу части 2-й гвардейской Таманской мотострелковой дивизии, 4-й гвардейской Кантемировской танковой дивизии и 106-й гвардейской Тульской дивизии ВДВ — всего около 750 танков и бронетранспортеров. Войска готовятся войти также на улицы Ленинграда, Киева, Риги, Вильнюса, Ташкента и еще нескольких городов.
С точки зрения членов ГКЧП, граждане должны приветствовать танки как сигнал: бардаку конец, вот бронированное выражение твердости власти и серьезности ее намерений.
Эта логика уже подвела советских военных в Прибалтике, она же подведет российское руководство в Грозном в 1994 году, но для людей, которые убеждены в своей правоте, даже очевидные вещи порой остаются недоступными.
18 августа среди самолетов в небе над Москвой — два очень важных. На одном летят в Форос к Горбачеву и потом возвращаются в Москву члены ГКЧП Олег Бакланов, Олег Шенин, руководитель аппарата президента СССР Валерий Болдин, а также генерал Варенников и генерал КГБ Юрий Плеханов (9-е управление КГБ, охрана высших должностных лиц). На втором самолете возвращается из Алма-Аты Борис Ельцин. «По какому-то наитию он на четыре часа отложил свое возвращение в Москву, решив искупаться в горной речке и сходить на концерт,— пишет биограф Ельцина Тимоти Колтон.— Пилотам Ельцин велел приземлиться на военном аэродроме в Кубинке, в 60 км к западу от центра Москвы» (а вовсе не во Внуково и тем более не в Чкаловском, где его ждали люди Крючкова). Ночевать российский президент едет на дачу в «Архангельское-2».
Президент СССР принял визитеров около 17 часов. Они рассчитывали, что Горбачев санкционирует введение ЧП. Бакланов сначала ввел Горбачева в заблуждение, сообщив, что Ельцин арестован, но потом уточнил, что это только план. Горбачев жалуется на перенесенный приступ радикулита, но заявляет, что во что бы то ни стало прилетит в Москву 20 августа на подписание союзного договора. Генерал Варенников позже расскажет, что встреча закончилась ничем, на прощание глава государства пожал всем руки и сказал: «Черт с вами, делайте, что хотите, но доложите мое мнение». Валентин Варенников так и не понял, какое именно мнение и кому Горбачев просил их доложить.
Существует и другой вариант фразы, сказанной советским лидером своим гостям на прощание: «Ну и м….. же вы!» Даже если эти слова не были произнесены, они емко отражали момент: вариант спасения части страны путем подписания договора, который Горбачев выстраивал в последние месяцы, рухнул, а его автор остался на блокированной даче в Форосе с частично отключенной связью. В восемь вечера в кремлевском кабинете Павлова началось совещание с участием Крючкова, Язова, Пуго, Янаева и Лукьянова, и в 23:25 Янаев подписал указ, который через шесть с небольшим часов начнут читать по телевизору.
«Уверен, что президента они не переедут»
Горожане в основном мирно общаются с экипажами танков и бронетранспортеров, но ликования появление войск на улицах, естественно, не вызывает.
В Моссовете создается штаб по чрезвычайной ситуации. Московские депутаты выходят на стихийный митинг на Манежной площади и предлагают поддержать законные российские власти бессрочной забастовкой. Около 12:30 на площади появляются БТР Таманской дивизии — и митингующие преграждают им путь троллейбусами: судя по всему, это первая за долгие десятилетия московская баррикада. На то, чтобы пройти к Центральному телеграфу и занять его, у военных в итоге уходит еще час.
Люди собираются и у «белого дома». В середине дня из него на лестницу, ведущую к набережной, выходит Борис Ельцин: «Накрапывал небольшой дождь. Прямо к подножию лестницы подъехал огромный оливково-зеленый танк Т-72 №110 из Таманской дивизии,— пишет Колтон.— Ельцин медленно сошел по ступенькам, выхватил у одного из стоявших рядом людей маленький российский флаг и остановился прямо перед танком, намереваясь, по его словам, удержать его и еще три-четыре танка от дальнейшего продвижения. В течение нескольких секунд он смотрел прямо в дуло пушки, будучи, как он впоследствии рассказал мне в интервью, «уверен, что президента они не переедут». Когда 45 тонн металла со скрежетом остановились, ему пришло в голову залезть на корпус танка… Оказавшись наверху, Ельцин подошел к люку, пожал руки водителю и стрелку и продолжал импровизировать. Возвышаясь на танке, символизировавшем советскую власть и то, что делалось от ее имени в 1956 году в Будапеште, в 1968 году в Праге и в 1979 году в Кабуле, он дважды сжал правый кулак и прочел свое обращение к гражданам, листок с которым захватил, выходя из здания».
«Призываем граждан России дать достойный ответ путчистам и требовать вернуть страну к нормальному конституционному развитию,— читает Ельцин.— Безусловно, необходимо обеспечить возможность президенту страны Горбачеву выступить перед народом. Требуем немедленного созыва Чрезвычайного съезда народных депутатов СССР. Мы абсолютно уверены, что наши соотечественники не дадут утвердиться произволу и беззаконию потерявших всякий стыд и совесть путчистов. Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не принимать участия в реакционном перевороте. До выполнения этих требований призываем к всеобщей бессрочной забастовке. Не сомневаемся, что мировое сообщество даст объективную оценку попытке правого переворота. Борис Ельцин, Иван Силаев, Руслан Хасбулатов».
Вечером сюжет 33-летнего журналиста Сергея Медведева, в котором показывалось, как Ельцин читает с танка обращение и свой указ о незаконности ГКЧП, чудом — а вернее, рискованным решением выпускающего — попадает в выпуск программы «Время». Миллионы людей по всей стране узнают, что «белый дом» отказывается подчиняться ГКЧП, и вокруг него формируется живое кольцо из нескольких десятков тысяч граждан. К вечеру у «белого дома» возводятся баррикады.
Днем в Кремль еще пускают экскурсионные группы. К пяти часам вечера милиционеры, ОМОН и мотострелки блокируют и зачищают Красную и Манежную площади, причем омоновцев, по данным “Ъ”, 5 автобусов по 25 человек, а мотострелков — еще 7 по 35 человек в каждом. БТР, поздно вечером вдруг ворвавшиеся на Манежную с улицы Герцена, останавливают руками, два из них сталкиваются друг с другом.
«Демократия должна уметь защищаться»
Пока на совещании ГКЧП обсуждаются план штурма и предполагаемая изоляция Бориса Ельцина в Завидово, Иван Силаев, Руслан Хасбулатов и Александр Руцкой приезжают в Кремль к председателю Верховного совета Анатолию Лукьянову требовать прекращения деятельности ГКЧП и немедленного возвращения в Москву Горбачева. Лукьянов, который накануне выступил с осуждением идеи нового союзного договора, принимает эти требования к сведению, трое участников делегации благополучно возвращаются в «белый дом».
С полудня у здания Моссовета на Советской площади — огромный митинг противников ГКЧП: приходят около 60 тыс. человек, площадь не в состоянии их вместить, толпа выливается на Тверскую и в переулки, а затем идет к «белому дому». Военные не препятствуют движению колонн, у здания на Краснопресненской набережной собираются около 400 тыс. человек. Над толпой — огромной трехцветное знамя России, десятки триколоров поменьше, национальные флаги Украины, Грузии, других республик.
«Можно построить трон из штыков, но долго на нем не просидишь,— говорит Ельцин в установленный на балконе микрофон.— Возврата к прошлому нет и не будет. Наш многострадальный народ вновь обретет свободу!»
Площадь отвечает овацией так, словно победа уже одержана.
Ельцин в непрерывных переговорах с военными: в течение дня он договаривается о поддержке с командующим воздушно-десантными войсками Павлом Грачевым, командиром 106-й дивизии ВДВ Александром Лебедем, командующим ВВС Евгением Шапошниковым. Одновременно с военными на улицах и в частях непрерывно общаются верные Ельцину российские депутаты, убеждая не выполнять преступные приказы и не подчиняться незаконному ГКЧП. Еще накануне Борис Ельцин издает указ, которым переподчиняет себе органы исполнительной власти, в том числе союзные силовые структуры. 20 августа он временно берет на себя и функции верховного главнокомандующего советскими вооруженными силами.
Дмитрий Бутрин об экономической программе ГКЧП
Правда, сообщить об этом сложно, в том числе прямым адресатам указов — их разбрасывают из окон «белого дома» как листовки, информагентства и телеканалы под контролем ГКЧП, выпуск 11 газет запрещен комитетом. Лишь «Эхо Москвы» с 19 августа выходит в эфир из резервной студии «белого дома». 11 главных редакторов запрещенных газет 20 августа принимают решение выпустить на редакционной базе “Ъ” «Общую газету» и даже регистрируют ее в Минюсте. Уже к вечеру 20 августа в Москве распространяется первый выпуск «Общей газеты» на четырех полосах, размноженных на ксероксе. «Время требует объединения. И оно происходит — объединение всех демократических сил во имя подавления мятежа. Это свело и нас — представителей редакций самых различных направлений, единых в одном: демократия должна уметь защищаться»,— пишут в совместном заявлении главные редакторы: Владимир Волин («Мегаполис-Экспресс»), Павел Гусев («Московский комсомолец»), Валерий Кучер («Российские вести»), Валентин Логунов («Российская газета»), Андрей Мальгин («Столица»), Анатолий Панков («Куранты»), Владислав Старков («Аргументы и факты»), Виталий Третьяков («Независимая газета»), Владислав Фронин («Комсомольская правда»), Владимир Яковлев («Коммерсантъ») и Егор Яковлев («Московские новости»). В среду «Общая» выйдет на шести полосах на ротапринте, в четверг — на восьми, напечатанных типографским способом. Но во вторник главные новости из «белого дома» все еще распространяются в основном через иностранные новостные агентства. Впрочем, в 15-часовом выпуске программы «Время» на ЦТ — снова «партизанский» сюжет: ответственный выпускающий главной редакции информации ЦТ Татьяна Сопова на свой страх и риск верстает новости о международной реакции на события в СССР, о решении Ельцина объявить ГКЧП вне закона и уголовном деле, возбужденном против участников комитета российской Генпрокуратурой.
Международная реакция выражается в осуждении ГКЧП. Одно за другим следуют заявления о прекращении кредитования СССР.
Днем 20-го Ельцину звонит сначала британский премьер Джон Мейджор, а затем и президент Буш: «Услышав голос Ельцина, Буш поверил в то, что в этой драме все же будет герой, человек, который на самом деле победит злодеев,— и этим героем будет не Горбачев, а Ельцин»,— напишет один из американских мемуаристов.
В Ленинграде героем дня становится Анатолий Собчак: утром 19 августа он прощается с Ельциным в Архангельском, летит в северную столицу, договаривается с командованием Витебской дивизии КГБ и Псковской дивизии Минобороны о том, что они не будут входить в город, утром 20-го проводит митинг на Кировском заводе и ведет колонну рабочих на Дворцовую площадь, целиком заполненную людьми. Ленсовет и мэрия полностью контролируют ситуацию в городе, попытки ограничить работу редакций там не удаются.
История танкиста, в августе 1991 года перешедшего на сторону защитников Белого дома
В Москве «белый дом» к вечеру закрывают на вход, но там все равно ночуют тысячи посторонних, включая известных общественников, музыкантов и актеров. На лужайках, парапетах и лестницах дежурят москвичи, горят костры, поются песни. Хотя Анатолий Лукьянов в течение дня несколько раз заверяет «белый дом», что штурма не будет, на площадке перед входом формируют добровольческие сотни, развертывают центр оказания медицинской помощи, готовят бутылки с зажигательной смесью. Добровольцы получают инструкции на случай применения химического оружия и действия снайперов. Защищаться готовятся охрана Ельцина и отряд милиции, штатно обеспечивающий безопасность российского Верховного совета.
«Я больше в этом г.… не участвую»
Кульминация московских событий приходится на ночь со вторника на среду. Командующий Московским военным округом генерал Николай Калинин вечером 20 августа вводит комендантский час с 23:00 до 5:00 — по его словам, одновременно начнется вывод войск. Но слухи о возможном штурме раскаляют обстановку: вечером из разных точек центра приходят сообщения о стрельбе.
Около 0:30 люди пытаются остановить группу БМП, двигающуюся по Садовому кольцу к Смоленской площади через тоннель на пересечении с Калининским проспектом. На триплексы одной из машин удается набросить брезент, «ослепнув», она совершает наезд на человека. Еще одну машину поджигают после того, как под ее колесами гибнут двое гражданских. 22-летний Дмитрий Комарь, 37-летний Владимир Усов и 28-летний Илья Кричевский — единственные прямые жертвы московских событий, их торжественно похоронят на Ваганьковском кладбище 24 августа в присутствии Михаила Горбачева и Бориса Ельцина. Борис Ельцин попросит прощения у их родных, а Михаил Горбачев присвоит всем троим звания Героя Советского Союза посмертно.
Пока разыгрывается драма в тоннеле, со стороны Калининского проспекта к «белому дому» проходит колонна из 15 БТР и 30 танков. Техника останавливается на Краснопресненской набережной — по-видимому, это группа, которая по плану Крючкова и генералов должна была преодолеть баррикады у «белого дома» и обеспечить прикрытие штурма, в ходе которого, как предполагалось, погибнут от 500 до 1000 человек, если операцию будут проводить группы спецназа КГБ «Альфа» и «Вымпел».
Но спецназ не рвется в бой и ждет официального письменного приказа. К двум часам большая часть подразделений, которые должны были принимать участие в штурме, на исходных позициях. В 2:30 в здании КГБ начинается совещание с участием Крючкова, Бакланова, Шенина, Варенникова, заместителя министра обороны Владислава Ачалова и заместителя главкома сухопутными войсками Бориса Громова. Выясняется, что ГКЧП не в состоянии взять на себя ответственность за приказ о штурме, дивизия Дзержинского внутренних войск МВД СССР на позиции в центре Москвы не выдвинулась, а спецназ КГБ без приказа с места не двинется. «Первоначально операция планировалась на час ночи, затем была перенесена на три часа утра, но так и не состоялась,— писал Егор Гайдар.— Главным фактором отказа от нее было нежелание лидеров переворота взять на себя ответственность за массовое кровопролитие. Армия ждала действий КГБ, КГБ — армии, а МВД — тех и других».
В 3:50 в «белом доме» гаснет свет, все ждут штурма — но ничего не происходит. Позже станет известно, что в три часа утра 21 августа главком ВВС СССР Евгений Шапошников позвонил министру обороны Дмитрию Язову и предложил вывести войска из Москвы, а ГКЧП объявить незаконным и разогнать. Российский биограф Ельцина Борис Минаев пишет и о звонке Павла Грачева: он спрашивает министра о дальнейших распоряжениях, а Язов отвечает: «Да пошли они на ***, я больше в этом г…. не участвую». В пять утра Дмитрий Язов открывает коллегию Минобороны, на которой выясняется, что командующие родов войск — ВВС, ВМФ, ВДВ и РВСН — отказываются поддерживать ГКЧП, требуют отменить повышенную боеготовность войск и вывести их из Москвы. Язов отдает приказ о выводе войск и покидает коллегию. Еще несколько войсковых колонн КГБ, МВД и Минобороны остановятся в ближайшие пару часов на подступах к городу или в черте Москвы, но это уже скорее инерция: в 5:35 сворачиваются и уходят части, расположенные у гостиницы «Украина», а в 8:00 начинается организованный выход войск из города.
«Да, это ошибка, а не убеждения»
В восемь утра ГКЧП собирается на свое последнее заседание в Минобороны. Дмитрий Язов предлагает лететь в Крым к Горбачеву. В девять часов решают, что полетят Язов, Крючков, Лукьянов и замгенсекретаря ЦК Владимир Ивашко. Лететь никому не хочется, но и не лететь нельзя: Ил-62 вылетает из Москвы в Крым в 14:15, на его борту кроме Язова, Крючкова, Ивашко и Лукьянова также Олег Бакланов и Александр Тизяков, первоначально в штыки воспринявшие идею министра обороны. В 16:08 самолет садится в Севастополе. К этому моменту обнародовано требование Ельцина к членам ГКЧП: прекратить противоправную антиконституционную деятельность с 22 часов 21 августа, немедленно отменить все решения комитета, в том числе те, что препятствуют выполнению Горбачевым его конституционных обязанностей.
В десять открывается сессия Верховного совета РСФСР, которая тут же принимает постановления, осуждающие ГКЧП. Около 16 часов за российскими коллегами следует президиум Верховного совета СССР. Около 17 часов Геннадий Янаев своим указом распускает ГКЧП и слагает президентские полномочия. Делегацию комитета Михаил Горбачев принять отказывается. В половине седьмого становится известно, что Горбачеву дозвонился Ельцин, Горбачев благодарит его и защитников «белого дома» и готовится вылететь в Москву. Забрать его летят Руцкой, Силаев, члены Совбеза при президенте СССР Евгений Примаков и Вадим Бакатин, российский замминистра МВД Андрей Дунаев, министр юстиции России Николай Федоров и 36 вооруженных милиционеров. Все это время у «белого дома» идет митинг. В десять вечера его участники узнают, что российский генеральный прокурор Валентин Степанков вынес постановления об аресте членов ГКЧП.
Почему массовое воодушевление 1991 года ушло из народной памяти
Аресты начнутся в ту же ночь; избежит ареста только Борис Пуго, стрелявший утром 22 августа в жену, а затем покончивший с собой. Валентина Пуго умрет в больнице через сутки. «Совершил абсолютно неожиданную для себя ошибку, равноценную преступлению,— говорится в предсмертной записке министра, опубликованной позже «Новой газетой».— Да, это ошибка, а не убеждения. Знаю теперь, что обманулся в людях, которым очень верил. Страшно, если этот всплеск неразумности отразится на судьбах честных, но оказавшихся в очень трудном положении людей. Единственное оправдание происшедшему могло быть в том, что наши люди сплотились бы, чтобы ушла конфронтация. Только так и должно быть… простите меня. Все это ошибка! Жил я честно — всю жизнь».
Геннадий Янаев, Валентин Павлов, Владимир Крючков, Олег Бакланов, Дмитрий Язов и Александр Тизяков покинут СИЗО «Матросская тишина» в январе 1993 года, уголовное дело против них будет прекращено в связи с амнистией. Василий Стародубцев из СИЗО выйдет уже в июне 1992 года под подписку о невыезде в связи состоянием здоровья. До своей смерти в 2011 году он успеет побыть членом Совета федерации и губернатором Тульской области. Дмитрий Язов, отмеченный вниманием и наградами российского руководства, умрет в 2020-м в возрасте 95 лет и будет похоронен с воинскими почестями. Александр Тизяков умрет годом раньше, в 2019-м, до этого успеет поработать в ряде коммерческих структур, в экспертном совете при правительстве и техническом совете при губернаторе Свердловской области. Валентин Павлов умрет в Москве в 2003-м, после десяти лет работы в банках и экономических институтах. Владимир Крючков доживет до 2007-го, ведя не слишком активную общественную деятельность и работая над мемуарами. Около трех недель до 30-летия ГКЧП не дотянет Олег Бакланов — политик, общественный деятель и советник гендиректора РКК «Энергия».
«Могли бы случиться и расправы»
Самолет с Горбачевым сел в Москве в 0:04 22 августа. Позже «Правда» перепечатает карикатуру из International Herald Tribune. «Улыбающийся Ельцин тянется, чтобы пожать руку крохотному Горбачеву. Подпись гласила: «Добро пожаловать назад во власть, Михаил»»,— вспоминает Тимоти Колтон. Член президентского совета Вадим Медведев запишет, что это конец горбачевской карьеры.
Надежды участников ГКЧП на сохранение Союза в том виде, в каком он существовал до 1990 года, окончательно рухнули: 19 августа о полной независимости от СССР объявили Литва и Грузия. В последующие десять дней за ними последовали Эстония, Латвия, Армения, Украина, Белоруссия, Молдавия, Азербайджан, Киргизия и Узбекистан. Этот список означает одно: подписание договора сорвано, все надо начинать сначала.
22 августа в Моссовете звучат первые предложения о запрете КПСС и конфискации ее имущества. Борис Ельцин и российский Верховный совет принимают документы, дающие властям РСФСР право приостанавливать любые распоряжения союзного кабинета и подчинить себе систему региональной власти: в регионах вместо советов появляются главы администраций — фактически губернаторы — и представители президента. Россия забирает всю союзную собственность на своей территории. Это касается и СМИ: ТАСС переходит в юрисдикцию России, АПН ликвидируется и преобразуется в РИА «Новости». Выпуск «Правды», «Советской России», «Гласности», «Рабочей трибуны», «Московской правды» и «Ленинского знамени» приостанавливается, их имущество передается в ведение госорганов РСФСР. Запрещается партийная работа и в советских силовых структурах на территории России.
Почему Борису Ельцину стало больше не нужно АПН
Еще вчера привилегированные функционеры и сотрудники аппарата оказались у подножья социальной лестницы — впрочем, это в 1991-м было суждено очень многим их согражданам.
У Михаила Горбачева нет никаких ресурсов, чтобы противостоять этим явлениям. 21 августа он назначает и. о. министра обороны СССР генерала армии Михаила Моисеева, но когда 22 августа Моисеев приезжает в Кремль, в кабинете Горбачева он застает Бориса Ельцина, который требует от советского лидера объяснить генералу: больше он не министр. Министерство обороны в итоге возглавляет Евгений Шапошников, а КГБ СССР — Вадим Бакатин (эта кандидатура, кажется, вполне устраивает и Горбачева). Горбачев вообще стремится демонстрировать сговорчивость, но Ельцин 23 августа устраивает ему нечто вроде обструкции в российском Верховном совете. Президент СССР приезжает туда, чтобы ответить на вопросы депутатов, а Ельцин сначала читает ему запись заседания кабинета министров СССР от 19 августа, из которой следует, что практически все министры предали Горбачева и поддержали ГКЧП, а потом подписывает указ о запрете Компартии в России. На следующий день, 24 августа, Михаил Горбачев отправил в отставку кабинет министров СССР и сложил с себя полномочия генерального секретаря. ЦК КПСС объявил о самороспуске. 25 августа Ельцин уполномочил российское правительство конфисковать партийное имущество КПСС и Компартии РСФСР.
Как и планировалось неделю назад, 26 августа открывается сессия Верховного совета СССР — правда, отнюдь не для того, чтобы утвердить решения ГКЧП. Председатель Совета Союза Иван Лаптев корит коллег за то, что те делали вид, будто их не касается попытка «кучки авантюристов» растоптать «надежды советского народа на закон, законность и демократическое развитие». Президент Горбачев тут же раскаивается в своей снисходительности к тем, кто готовил почву для переворота, вновь благодарит Бориса Ельцина и переходит к главному: необходимо возобновить новоогаревский процесс. Если не удастся сохранить Союз, Горбачев обещает уйти в отставку. Ему придется исполнить это обещание через четыре месяца.
Пока же он пытается сохранить лицо, но это скорее хорошая мина при плохой игре. ВС СССР принимает отставку кабинета Валентина Павлова, его функции пока возлагаются на Комитет по оперативному управлению народным хозяйством, которым руководит российский премьер Иван Силаев. 28 августа распускается коллегия КГБ СССР, ее заменяет Координационный совет комитетов госбезопасности республик, причем все виды правительственной связи на территории Советского Союза передаются в распоряжение КГБ РСФСР. 29 августа ВС СССР утверждает председателем КГБ СССР Вадима Бакатина, но он, в сущности, становится лишь главой ликвидационной комиссии, передающей дела из союзного комитета в российский. В тот же день депутаты утверждают Евгения Шапошникова в должности министра обороны и Виктора Баранникова — в должности главы МВД СССР, а заодно санкционируют арест Анатолия Лукьянова.
К последней попытке реанимировать проект союзного договора Горбачев подходит без премьера, без правительства, без бюджета, без партии и даже без правительственной связи.
«Под различные статьи УК дружно подвело себя практически все союзное руководство: силовые структуры, власть исполнительная, власть законодательная и власть партийная,— писал тогда обозреватель “Ъ” Максим Соколов.— А когда вся верхушка государства, состоящая либо из преступников, либо из их пособников, терпит от народа сокрушительное поражение, такое государство не может устоять. Все руководство государства проваливается в политическое небытие, и из политического вакуума возникает некоторое другое государство. Оно и возникло, причем не одно». Победитель получил все: «Самым благоприятным… был вариант путча «против Горбачева»… ГКЧП из всех возможных вариантов избрал такой, о котором мы могли только мечтать,— не просто против Горбачева, а еще с его изоляцией,— скажет позже в одном из интервью Гавриил Попов.— Получив такой прекрасный пас, Ельцин не мог не ответить великолепным ударом».
***
Самоубийство Бориса Пуго не было единственным. 24 августа в своем кабинете в Кремле повесился военный советник Михаила Горбачева, бывший начальник советского Генерального штаба маршал Сергей Ахромеев. Узнав о создании ГКЧП, он специально приехал в Москву поддержать комитет. «Я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, лично убедился в этом,— написал он в записной книжке.— Пусть в истории хоть останется след — против гибели такого великого государства протестовали». Смерть 68-летнего Ахромеева останется в стороне от потока острот на тему «идиотского конца идиотского режима».
26 августа в окно выбросился управляющий делами ЦК КПСС Николай Кручина. «Я не заговорщик, но я трус. Сообщите, пожалуйста, об этом советскому народу»,— написал он в записке. Просьба сообщить, вероятно, относилась к оставленной им папке с материалами о нелегальной коммерческой деятельности КПСС. В октябре 1991-го покончат с собой предшественник Кручины в должности управделами Георгий Павлов и завсектором США международного отдела ЦК Дмитрий Лисоволик. Эти смерти окажутся на виду из-за статуса умерших. Общее число преждевременно умерших в прямой или косвенной связи с событиями 1991 года едва ли когда-нибудь будет учтено.